В субботу, 16 июля, в Берлине состоится большой городской ЛГБТ-праздник, а через неделю по улицам города пройдет традиционный прайд-парад в честь Christopher Street Day. Активист организации Quarteera, помогающей русскоязычным ЛГБТ-беженцам, Ваня Кильбер дал большое интервью журналу «ТУТиТАМ». С разрешения издания предлагаем его читателям «Живого Берлина».

---

---

В СМИ говорят о волне ЛГБТ-беженцев из России. Кто едет в Германию просить убежища?

Российский «Закон о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних» повлек за собой не только цензуру, но и всплеск насилия по отношению к ЛГБТ. Гомофобам развязали руки и с одобрением похлопали их по плечу. Много случаев физических издевательств зафиксировано той же Human Rights Watch.

Бегут те, кто стал жертвой, например, движения «оккупай-педофиляй» — их били, унижали, снимая все это на видео, шантажировали, разрушали жизнь. Вторая группа — это активисты, вступившиеся за первых. Им достается не только от гомофобов, но и от властей. А третья категория беженцев — однополые семьи с детьми.

Что является основанием для предоставления убежища?

В Женевской конвенции есть положение от 2013 года, в котором определено, что гомофобное или трансфобное преследование является поводом для предоставления политического убежища в Евросоюзе. При условии — и это важно! — что государство, откуда человек родом, не может или не хочет его защитить.

В Германии ведь тоже можно стать жертвой гомофобов, но тогда ты пойдешь в полицию и напишешь заявление. В странах бывшего СССР такие попытки часто заканчиваются еще и проблемами с самой полицией. Нам известны такие случаи и из Чечни, и из Таджикистана, и из Киргизстана, и из других регионов.

Что станет для немецких чиновников убедительным доказательством? Что беженцу везти с собой?

Любые подтверждающие документы — заявление в полицию, отказ его принять, снятие побоев, аудио- или видеозаписи. Но, в принципе, хватит и устного рассказа.

Соискателю на статус беженца устраивается многочасовое интервью с перекрестными вопросами, часто каверзными. Его проводят профессионалы в своем деле, они хорошо разбираются в теме, ставят ловушки. Если удастся убедить их в правдивости своей истории, юридически этого достаточно для положительного решения.

Важный момент: въехать в Германию нужно по немецкой визе и напрямую, а не через Польшу на автобусе, скажем. Потому что согласно Дублинскому соглашению, подавать ходатайство на получение статуса беженца полагается в первой безопасной стране, границу с которой вы пересекли.

Сколько ЛГБТ-беженцев обратились в вашу организацию за помощью?

С 2013 года — порядка семидесяти. Семеро получили статус беженца. Четверо — отказы. Но по всем отказам уже поданы апелляции, в двух случаях выдано временное право на пребывание в Германии, по другим двум пока ждем решения. Остальные просители ответа пока не получили.

А сколько ждать рассмотрения дела?

Долго. Иногда несколько лет. И часто в довольно унизительных условиях: жить в лагере первичного размещения, в общей комнате с другими беженцами, при этом без денег, потому что нет права на работу, без возможности ходить на языковые курсы и без полноценной медицинской страховки. Мы даже советуем все жизненно необходимые препараты, инсулин, например, перед отъездом запасать на год вперед.

То есть, становиться беженцем — не самая радужная во всех смыслах перспектива?

Ой, это самый сложный вариант! Мы от него всех отговариваем, объясняем, какие есть альтернативы — например, приехать по Blue Card, если профессия подходящая, поступить в университет, устроиться в качестве Au-pair в семью смотреть за ребенком. Просто не у всех есть такая возможность. Если сегодня к тебе пришли гопники с битами, то бежать нужно прямо завтра, некогда сдавать экзамены или учить язык.

Мы создали специальную страницу на нашем сайте, на которой, вместе с уже приехавшими беженцами и юристами, собрали ответы на часто задаваемые вопросы.

Чем Quarteera может помочь русскоязычным ЛГБТ-беженцам?

Мы оказываем моральную и информационную поддержку, пошагово объясняем, как действовать, находим профильных адвокатов, переводчиков, психологов (многие приезжают травмированными). Стараемся устроить на языковые курсы, потому что чем быстрее человек начнет хоть как-то говорить на немецком, тем проще ему будет самостоятельно решать проблемы. Если случай критический, то собираем пожертвования, чтобы все это еще и оплатить — ходим с банками на гей-парадах, даем интервью.

Существует много мифов про гей-лобби и про большие деньги вокруг него. Вам не перепадает?

Нет. Мы все делаем бесплатно, полностью на волонтерских началах. У нас нет ни одного человека на зарплате. И это очень плохо, потому что приходится выкраивать время после работы, нет возможности всегда подключать профессионалов.

Недавно за помощь ЛГБТ-беженцам «Квартира» получила премию от Союза за демократию и толерантность. Этой пары тысяч евро хватило на оплату двух адвокатов для нескольких ребят.

В последнее время правительство Меркель часто упрекают в том, что политика в отношении прав ЛГБТ-сообщества не прогрессивная. Требуют разрешить однополые браки. Чем плохо «зарегистрированное партнерство», узаконенное еще в 2001 году?

Рождается, например, у лесбийской пары ребенок, а родительницей по немецкому закону признается только биологическая мать. Второй предстоит месяцами, если не годами, доказывать опекунским органам, что она достойна быть родителем. И тогда ей разрешают усыновление собственного (по факту!) ребенка. Это унизительная процедура. А если с биологической матерью что-то случится, а документов на усыновление еще нет — вторая мать ребенку вроде как и никто.

Другой аспект — искусственное оплодотворение. Если в гетеросексуальной паре не наступает беременность, то касса медицинского страхования берет на себя расходы по проведению искусственного оплодотворения. Однополым партнершам ЭКО (экстракорпоральное оплодотворение — ЖБ) не положено. Хочешь ребенка — оплачивай сама и донорский материал, и работу врачей. А это очень дорого.

В Германии много детей, растущих в однополых семьях?

Не знаю. Могу сказать, что только в нашей маленькой «Квартире», где всего семьдесят человек, за последний год четыре пары стали родителями.

Иногда геи и лесбиянки «объединяют усилия». У меня есть знакомые девочки, которые родили ребенка от друга-гея. И этот друг в их семье — приходящий третий, занимается ребенком, любит его, в общем, исполняет все отцовские функции. Но юридическими правами не обладает никакими. В свидетельстве о рождении только две графы «родитель», они заняты мамами. Вот как быть в такой ситуации?

В прошлом году партия Зеленых внесла законопроект о том, чтобы возможное количество родителей у одного ребенка было расширено до трех и более. Если с двумя что-то случается, то третий мог бы вступиться за ребенка. Это коснулось бы не только «радужных» семей, но и множество гетеросексуальных пар, в которых родители развелись и обзавелись новыми партнерами, выполняющими отцовские или материнские функции де-факто.

Семья изменилась десятилетия назад, и действующие немецкие законы не соответствуют реальному положению дел.

Недавно была опубликована очень трогательная статья про российского активиста ЛГБТ-сообщества Егора Овчинникова, который усыновил мальчика с ВИЧ и гепатитом. Ему пришлось врать, что он одинокий. В Германии у него был бы другой вариант?

Это мой хороший друг, кстати! В Германии решение этой ситуации было бы тоже непростым. Еще один недостаток партнерства перед браком. Однополым семьям в Германии тоже запрещено усыновление. Теоретически возможна та же схема, что и при рождении ребенка. Один усыновляет как одиночка, второй позже оформляет документы на ребенка своего партнера.

Усыновляют детей, в основном, из-за границы. В Германии сирот мало, при выборе усыновителей предпочтение отдается гетеросексуальным парам.

Что говорят немецкие специалисты о детях, растущих в однополых семьях? А то в России обычно приводится железный аргумент: «Ребенку нужны отец и мать. Точка».

В 2009 году было опубликовано серьезное исследование, проведенное по заказу министерства юстиции Германии. Оно показало, что такие дети не испытывают особых эмоциональных, интеллектуальных или социальных проблем, а по ряду параметров даже превосходят сверстников из традиционных семей. Они увереннее в себе, более толерантны к другим, им легче дается процесс социализации. Мы сделали выборку из этого исследования.

---

---

Про единомышленников

В других странах есть подобные организации?

Есть. Мы, когда открывались, были вдохновлены примером Израиля. У них на тот момент уже была русскоязычная группа ЛГБТ-активистов.

Вы обмениваетесь опытом?

Мы уже встречались в Германии, и вот только что приехали из Израиля как раз. Устроили там недельную встречу-семинар с единомышленниками из Израиля и США. Она называлась «Радуга-зе-Кешет».

Мы ездили в кнессет и встречались с депутатами, которые поддерживают местное ЛГБТ-сообщество, обсудили кучу важных тем, поучаствовали в нескольких круглых столах и кинофестивале, а потом все вместе пошли на прайд-парад. Сделали прекрасные плакаты с лозунгами «Меня видно», «Розовое будущее — наша голубая мечта», «А у Толи и у Веры обе мамы — инженеры!». А шли мы все под большой растяжкой «Говорим по-русски». Так обычно пишут за границей в ресторанах или аптеках, чтобы просигнализировать русским, что их там понимают, что они часть сообщества.

В других странах у русскоязычных ЛГБТ другие проблемы?

Нет, оказывается, схожие. Например, двойная дискриминация — со стороны гомофобов и со стороны русофобов. Мы все время получаемся какими-то и «недорусскими», и «недонемцами». В других странах так же. Мы поняли, что у нас особая идентичность — русскоязычные (а не русские, потому что многие родом из других стран СНГ!) геи, лесбиянки, бисексуалы и трансгендеры, живущие за рубежом.

А на политическом уровне?

Мы как раз обсуждали, что гомофобная политика России уже выходит за пределы государства и прослеживается в других странах — в Германии, во Франции, в Израиле, в США. В Германии, например, правое крыло тоже озаботилось пропагандой однополых отношений среди школьников. Появились гомофобные движения — та же Pegida, или Besorgte Eltern.

На днях наделало много шума социологическое исследование о ксенофобии в Германии. Сорок процентов респондентов признались, что им отвратительно видеть целующихся геев на улице. Ты сам когда-нибудь сталкивался с проявлением бытовой гомофобии?

Да. В Гамбурге. Я шел со своим другом и обнимал его за плечи. Это вызвало ярость у проходящих мимо парней, случилась драка. С тех пор я всегда себя контролирую, где можно расслабиться, а где нет. Мы, ЛГБТ, в Германии тоже в определенной степени шифруемся.

Русскоязычная община привозит гомофобию с собой?

Да, конечно. Процесс перестройки очень долгий. Среди членов нашей «Квартиры» много тех, чьи камин-ауты семьи приняли в штыки. Но в Германии хотя бы считается неприличным быть открытым гомофобом, и это нам сильно облегчает жизнь. А так, гомофобия — это вообще часть идентичности всех выходцев из постсоветского пространства. Все мы воспитывались гомофобами. Да что далеко ходить. Я сам раньше был гомофобом.

???

Да. Я держал себя в ежовых рукавицах и в силу внутренней гомофобии ни себе, ни другим не мог признаться, что я гей. Я приехал в Германию в 97-м. В этом же году в Казахастане, откуда я родом, отменили уголовную статью за мужеложество. Камин-аут сделал уже в Германии. Я конформист в этом смысле, и открылся там, где это сделать было легче. Хотя легко не было.

Семья переживала?

Сначала были слезы и валерьянка, теперь — поддержка по всем фронтам. Папа звонит, когда меня показывают по телевизору, чтобы сказать: «Прекрасно выступил, молодец!». Мама выходит в своем городе на радужный флеш-моб с шариками. Это был очень сложный процесс, но я очень горжусь своими родителями. Они дают мне веру в то, что люди меняются.

---

Читайте также:

• Не в ЗАГСе, так на небесах: в Берлине теперь будут венчать геев
• «Золотые 20-е»: Берлин означал — мальчики
• В Берлине всё о’гей

---