В этом году на фестивале были представлены 8 театров: два из Израиля, по одному из Лондона, Берлина, Йювяскюля (Финляндия), Вены, Парижа и Копенгагена. География широка и разнообразна, качество, увы, тоже.

Если в 2018 году я ушла с фестиваля с четырьмя сильными и разными работами в копилке, то в этом меня сильно порадовал лишь один театр, просто порадовал второй и не разочаровал третий. Справедливости ради отмечу, что до спектакля «Винни Пух» я, к сожалению, не дошла, а спектакль «Чайка» уже видела в прошлом году и описала свои впечатления о нем в предыдущей колонке.

Остальные же три заставляли меня еще во время показа выводить в блокноте вопрос: «По какому принципу и кем отбираются для фестиваля участники и их работы?»

Я задала этот вопрос председателю фестиваля, главному редактору журнала «Театрал» Валерию Якову. Он объяснил, что у фестиваля нет возможности, за очень редким исключением, отправлять экспертов по всему миру на живые просмотры спектаклей-претендентов. Вместо этого организаторы предлагают присылать видеозаписи спектаклей, а уже в России группа экспертов отсматривает и отбирает наиболее понравившиеся работы.

Но, к сожалению, качество и количество присланного материала очень разнится от случая к случаю. В то время, когда некоторые коллективы присылают полные видеоверсии спектаклей, снятые в высоком качестве, другие ограничиваются отдельными видеофрагментами, или, того хуже, просто фотографиями.

Таким образом, мое главное впечатление от третьего фестиваля «Мир русского театра» — это лоскутность и скачкообразная неровность уровня представленных работ.

* * *

Меня очень впечатлила по-настоящему сильная, многогранная, филигранно прожитая работа «Записки сумасшедших» лондонского театра «Хамелеон», повествующая о том, что могло бы случиться с Петром Ильичем Чайковским, не решись он вовремя бросить чиновничий пост и податься в консерваторию, вопреки желаниям батюшки и советам сестры Саши.

Олег Сидорчик, одновременно исполняющий роли Чайковского и гоголевского титулярного советника Поприщина, настолько хорош в том, что он делает, что все полтора часа спектакля у меня было непреходящее ощущение счастья от того, что этот талантливый человек здесь и сейчас творит свое искусство для нас.

Ирина Кара, чья роль была по большей части вообще без слов, держала внимание зрителей каждым жестом и каждым взглядом огненных глаз.

Минималистичная, очень умная и изобретательная сценография с проекциями рисованной карты дорог Петербурга, по которым бежит Поприщин, чтобы хотя бы глазочком увидеть свою внезапную возлюбленную, или белыми платками-письмами, которые он читает, не переставала восхищать меня на протяжении всего спектакля.

* * *

В то же время, к сожалению, спектакль «Три шутки в одном действии» венской театральной студии «8+», показанный с аншлагом в первый вечер фестиваля, произвел на меня крайне тягостное впечатление.

Во время просмотра меня не покидало ощущение, будто я смотрю капустник в нетеатральном вузе: капустник местами задорный, местами смешной, местами душевный, но от этого не менее непрофессиональный.

Я понимаю, что ребята еще молодые и очень старались. Но рядовой зритель, купивший билет, нашедший время в своем графике и приехавший в театр, который ему не по пути, имеет право ожидать, что перед ним на сцене будут жить, втягивая в историю и заставляя хотя бы на эти полтора часа забыть обо всем, кроме героев и их переживаний, а не усиленно стараться отыграть свою роль.

* * *

Еще одной неоднозначной работой стал для меня спектакль «Я любовь узнаю по боли» Анны Гланд-Маргулис, художественного руководителя израильского литературного театра «Лестница».

Здесь все было профессионально, но напоминало статью Википедии о жизни, творчестве и любви Марины Цветаевой, которую нам зачли вслух. Кроме того, лично для меня эмоциональное воздействие и некая интимность театрального опыта заканчивается там, где начинается громкая декламация и/или постоянный крик со сцены.

Следует отметить, что в Theater im Delphi очень сложная акустика, вынуждающая либо очень громко говорить, либо использовать нательный микрофон. Команда «Хамелеона» приняла решение в пользу микрофона и, благодаря этому, смогла позволить себе не отказываться от шепота и тихой речи. В случае «Я любовь узнаю по боли» это, на мой взгляд, тоже могло бы помочь.

Но, как говорится, оцениваем то, что видели и слышали.

А видела я очень странное светотехническое решение: освещенность сцены и всего зала попеременно то приглушалась, то усиливалась. То вдруг включались вращающиеся боковые прожекторы и меня будто выбрасывало из страданий Марины Цветаевой в разгар «Аутичной дискотеки»* в Шаубюне. А потом, стоило моему внутреннему ребенку начать радоваться, вбрасывало обратно в суицидальные переживания поэтессы.

Ну а слышала я прекрасные стихи о трагической любви, громко и довольно пафосно декламируемые с шикарной сцены бывшего театра немого кино Delphi.

* * *

Нельзя не упомянуть и победителя прошлогоднего конкурса «Звезда Театрала» в номинации «Лучший русскоязычный театр за рубежом» — театр «Зеро» из Тель-Авива.

Я ожидала от коллектива многого. Меня, правда, несколько настораживал выбор пьесы — «Кто боится Вирджинии Вульф?» («Не боюсь Вирджинии Вульф») Эдварда Олби — одной из самых сильных и одновременно самых сложных в постановке и интерпретации пьес XX века.

Мне посчастливилось видеть Who is Afraid of Virginia Woolf в Harold Pinter Theatre в Лондоне в 2017 году с Имельдой Стонтон, Конлетом Хиллом, Люком Тредэвэем и Имоджен Путс в главных ролях — та постановка была поистине феноменальной и собрала восторженные отзывы критиков и зрителей.

Поэтому планка моих ожиданий была объективно высокой.

«Не боюсь Вирджинии Вульф» от Зеро мне, к сожалению, было скучно смотреть.
Я правда старалась, но меня постоянно тянуло сделать какие-то заметки в блокнот, посмотреть, не написал ли кто в мессенджер, проверить почту, отсортировать фотографии…

На сцене разворачивались страсти и все новые и новые скелеты вылетали из метафорических шкафов, а я поглядывала на часы, считала минуты сначала до антракта, потом до конца, пила свой апероль и думала: «Зачем? Зачем была выбрана именно эта пьеса, если постановщики просто ставят ее по написанному и, кажется, не хотят сказать нам ничего нового? Ничего такого, чего не сказали десятки предыдущих постановщиков этой вещи».

* * *

Помимо упомянутых выше «Записок сумасшедших», моим личным приятным сюрпризом на фестивале оказался спектакль «Про мою маму и про меня» финского театра «Арт-Мастер».

Его создатели не претендовали на открытие новых горизонтов драматического искусства и не посягали на многовековую классику, зато смогли рассказать очень трогательную жизненную историю о маме и дочке, которые любят и поддерживают друг друга в горе и в радости, стараются помочь устроить друг другу жизнь и, несмотря ни на что, счастливы, потому что они друг у друга есть.

В сочетании с искренней, совершенно лишенной патетики актерской игрой, минималистичной, но точной сценографией с интересными визуальными и смысловыми находками, спектакль оставляет очень приятное, «теплое» послевкусие, в нем приятно «находиться» и о нем приятно вспоминать.

* * *

Еще один «не провал» фестиваля — это спектакль «Дурман, или игра воображения», повествующий о двух британских дамах-мигрантках: неунывающей фантазерке, работающей экскурсоводом в самом скучном доме-музее города, и чиновнице, которая совершенно забыла, какой бунтаркой она была в юности.

Спектакль довольно неровный, но со взрывным юмором, чу́дными монологами и диалогами и очередным сценическим бенефисом Татьяны Дербеневой-Якобсен.

Из «Дурмана» получился бы роскошный моноспектакль о даме-экскурсоводе, которая выросла в «бродячем театре» своей мамочки и теперь продолжает воплощать шекспировское «Весь мир — театр, а люди в нем актеры» в реальной жизни.

* * *

Важное отличие «Мира русского театра» от других театрально-фестивальных проектов: на фестивале нет наград в привычном понимании этого слова, есть только дипломы за участие, призванные напоминать всем собравшимся коллективам о том, что они делают важное и нелегкое дело. А главное — делают его по любви, потому что иначе театр делать бессмысленно да и просто опасно.

Правда, определенное поощрение для участников все же существует: три лучших, по мнению экспертной комиссии, спектакля поедут на гастроли в Москву. Какие именно, пока неизвестно.

______________________
* Autistic Disco — регулярные дискотеки в театре «Шаубюне» (Schaubühne), проводимые известным актером Ларсом Айдингером (Lars Eidinger).

Фото в анонсе: Театр Xameleon

---

Читайте также:

• Just you wait: культовый мюзикл «Гамильтон» поставят в Гамбурге на немецком языке
• Шекспир умер. Да здравствует Шекспир! Спектакль «Ричард III» театра Schaubühne
• Фридрихштадт-Паласт. Богатый и сексуальный

---