«Первого мая я тебя убью»

   27.01.2017   Люди

По официальным данным, 9,6 миллиона немцев хотя бы раз становились жертвами сталкинга. Если в России от сталкинга отмахиваются, как от надуманной проблемы, то в Германии он — уголовно наказуемое преступление. Но грани факта преследования слишком размыты, а обстоятельства часто неоднозначны. Журналистка из Берлина сама стала жертвой и поняла: защитить ее некому.

Скромный чиновник увидел в ложе во время циркового представления хорошенькую княгиню и влюбился в нее без памяти. Сначала он донимал ее письмами, а однажды отправил в подарок браслет, украшенный редким, зеленого цвета гранатом.

В основу повести Александра Куприна «Гранатовый браслет» легла реальная история. И если бы она произошла не сто лет назад в России, а сегодня в Германии, то действия чиновника Желткова квалифицировались бы по статье 238 немецкого уголовного кодекса. С 2007 года сталкинг, то есть навязчивое и нежелательное преследование одним человеком другого, карается в Германии наказанием в виде денежного штрафа или даже лишения свободы сроком до трех лет. Подобные правовые нормы есть в законодательстве Швейцарии, Австрии, Италии и некоторых других европейских стран, а также США.

Фото: pixabay.com (CC0 Public Domain)


Полгода назад в моей жизни появилась немка Дорис. Женщина, которую я никогда прежде не видела и которая хочет меня уничтожить.

Дорис 53 года, она жена моего бывшего коллеги, с которым мы время от времени пересекаемся по журналистским делам. На протяжении многих лет, как мне теперь известно, она страдает шизофренией и паранойей; в периоды ремиссии принимает лекарства, в периоды обострения — мечется в собственном мире и несколько раз даже пыталась покончить с собой.

Весной у Дорис случился рецидив, она лежала в психиатрической клинике. Но от лекарств категорически отказывалась, решив, что врачи «нарочно затуманивают ее разум». Без медикаментов в голове Дорис сложился болезненный паззл: пока ее нет дома, муж изменяет ей со мной, наш роман длится давно и у нас с ее мужем общий ребенок. Позже психиатры мне объяснят: Дорис вплела меня в свой параноидальный бред, искренне верит в придуманную ей самой же историю, и переубедить ее — невозможно.

В итоге Дорис сбежала из клиники и начала на меня охоту. Выудив из телефонного справочника мой номер, она звонила и звонила каждый раз до тех пор, пока у меня в ноль не разряжался аккумулятор. Оставляла на автоответчике сообщения, требуя встретиться с ней и во всем признаться. В зависимости от ее настроения, иногда это были проклятия («Чтоб твой ребенок родился инвалидом!»), иногда страдания («Сколько тебе лет? Я тоже была молодой! Ну зачем тебе женатый мужчина?»), иногда — попытки договориться («Признайся, что ты с ним спишь — и я больше никогда тебе не позвоню»).


Реклама в «Живом Берлине»: liveberlin.ad@gmail.com


Параллельно мне приходили десятки смс-сообщений и посланий в WhatsApp. Метры текста, с каждым днем все более и более бессвязного. Написанного заглавными буквами, без точек и запятых. С угрозами и обвинениями. Через месяц слова сменились «смайликами». Из айфона на меня сотнями сыпались зубастые рожи и красные чертики.

Дорис действовала уверенно. Выяснила мой адрес и поджидала у подъезда, металась по лестничной клетке и требовала, чтобы мы (она считала, что ее муж тоже там) вышли к ней. Мне пришлось сменить квартиру и номер телефона и поставить блокировку на все личные данные. Дорис поехала в ведомство по делам иностранцев и уверяла чиновников, что я живу в Германии по поддельным документам. Караулила меня у работы, но, к счастью, у нас много входов, охрана и свободный график.

Дорис обнаружила у них дома «улики» моего грехопадения. Бумажку, на которой значилась буква «К» («Ксения!»), пакетик сахара из итальянской кофейни («Вы ездили вместе в Рим???») и пятна на матрасе. Маховик ее болезненного бреда раскручивался со скоростью света, и однажды глубокой ночью она прислала мне отчаянное сообщение: «Мне все ясно. Слишком много доказательств ваших отношений. Ты не удосужилась со мной встретиться, теперь я ухожу от вас навеки. Аминь».

Зная о ее прежних попытках суицида, я немедленно вызвала полицию. Дорис ликовала и праздновала свою первую победу — впервые я на нее отреагировала!


«Любой сталкер хочет добиться внимания. Все его поведение нацелено на то, чтобы жертва помнила о своем преследователе и регулярно замечала его присутствие. У него ясная и определенная цель — чтобы отношения не закончились», — объясняет сотрудница берлинской организации Stop Stalking Ольга Зиппельмайер. Она из России, поэтому в центре консультируют и русскоязычных клиентов. Мигранты из постсоветского пространства часто становятся и сталкерами, и жертвами.

Сталкинг — проблема для Германии распространенная. Ежегодно только заявленных в полицию случаев фиксируется порядка 25 тысяч. Самое крупное специализированное исследование, проведенное университетом Дортмунда, показало, что 12 процентов жителей страны (то есть 9,6 миллиона человек) хотя бы раз подвергались преследованию. Специалистам приходится констатировать, что реальная статистика гораздо выше, ведь многие жертвы не обращаются за помощью и пытаются бороться самостоятельно. Собственно, я — одна из них.

«Вы правильно делаете, что не пишете заявление, — неожиданно поддержал меня пожилой следователь, позже вызвавший меня на допрос по поводу ночной выходки Дорис. — Она ждет вашей реакции, чтобы начать мстить в полную силу». Оказалось, что следователь проходил спецобучение по работе со сталкерами и их жертвами. В Берлине в полицейском участке каждого округа есть ответственный специалист по сталкингу.

— Что мне делать? — спрашиваю.

— Терпите. Терпите, сколько хватит сил. Написать заявление — ваше право, и эту карту вы можете разыграть в любой момент. Но поверьте моему многолетнему опыту: она не отстанет. И… я не хочу вас пугать, но каждый раз выходя из подъезда, будьте предельно внимательны, потому что она вас все равно найдет.

Так я поняла, что полиция меня защищать не собирается.


Самый распространенный тип сталкера — это брошенный партнер. Она считает, что их отношения давно разладились, и поэтому ищет повод поставить на них крест. А он ничего не замечает, верит в любовь до гроба и фантазирует о внуках. Уход второй половины становится для него ударом под дых, и он начинает преследовать бывшую везде и всеми доступными ему способами.

А таких способов вагон и маленькая тележка. Самые сегодня популярные — это все виды кибер-сталкинга: за жертвой шпионят в интернете по соцсетям, собирают о ней информацию, присылают ей сообщения по электронной почте и другим мессенджерам, впутывают в историю людей из числа контактов жертвы или создают липовые аккаунты, очерняют жертву и опутывают ее клеветой.

Фото: pixabay.com (CC0 Public Domain)

Второй тип сталкера специалисты обычно условно обозначают как «некомпетентный любовник» — таковым и был герой повести Куприна. Мужчина не умеет строить отношения с противоположным полом и оказывается заложником собственной мании. Например, он увидел ее на автобусной остановки и влюбился без памяти. Ему даже кажется, что она чувствует то же самое, и горе-ухажер следует за избранницей по пятам. Узнает, как ее зовут и где она живет, выслеживает, где она работает и куда ходит вечером, подглядывает, что она сложила в тележку в супермаркете и сколько заплатила на кассе. Такой «лузер» может оказаться очень опасным, часто сталкеры этого типа имеют при себе нож или другое оружие. Кстати, по мировой статистике, 80 процентов сталкеров — мужчины.

Мой случай — это третий сценарий, сталкер-мститель. Таким может стать уволенный сотрудник или обманутая жена. Часто сталкинг является одним из проявлений более серьезной проблемы, например, выражением острого психоза или признаком эротомании.

«Сталкер может зайти очень далеко, — говорит Ольга Зиппельмайер. — Мы знаем из интимицидной статистики (интимицидом специалисты называют убийство бывшего сексуального партнера — Ксения Максимова), что в 76 процентах случаев трагедии предшествовал сталкинг».

В 2014 году в Берлине произошло два нашумевших случая, когда сталкеры убили своих бывших подруг. Все вокруг — и полиция, и консультанты — знали о происходящем, а жертва рассказывала об опасности и искала помощи, но преступников никто остановить так и не смог.

Хотя в большинстве случаев сталкинг выражается не в физическом насилии, а в психическом. «Страхи, неврозы, бессонница, ночные кошмары, панические атаки, тяжелая депрессия — все это обычно случается с жертвой, если действия преследователя вовремя не пресечь», — объясняет специалист. У меня через несколько месяцев на голове появились первые предательские седые пряди, безжизненные, как леска.


Закон принят, специалисты обучены, консультационные центры работают. Но из 25 тысяч заявлений в судах оказываются три — максимум четыре сотни дел. Найти реальную защиту жертвам в Германии очень сложно, тогда как сами сталкеры чувствуют себя безнаказанными. Об этом говорит в своей статье и журналистка газеты Die Zeit Сильвия Майкснер, автор книги «Жертва сталкинга. Дневник страха». Неизвестный терроризирует ее в течение трех лет. Однажды он набрал ее номер и сообщил четко и ясно: «Сильвия, первого мая я тебя убью».

Мою коллегу по профессии и по несчастью в полиции тоже отговорили писать заявление. Она призналась полицейскому, что догадывается, кто ее преследователь, и получила в ответ: заявишь на него — тут же схлопочешь встречное обвинение в клевете. В своей книге Сильвия Майкснер пишет, что, отфутболенные однажды, многие жертвы больше никогда не обращаются за помощью.


В научной среде пока не пришли к единому мнению, как квалифицировать сталкинг. Специалисты в области криминологии и психологии не знают, что это: психическое отклонение, своеобразный абстинентный синдром или, возможно, зависимость, похожая на наркотическую? В Берлине предпочитают говорить о проблематичном поведении, за которым скрываются сложные личностные структуры.

Консультационных центров для тех, кто подвергся преследованию, в Германии много. А вот берлинский Stop Stalking изначально создавался для самих сталкеров. Каждый год за помощью туда обращаются порядка 130 преследователей. Как правило, пережить происходящее им чуть ли не сложнее, чем жертвам.

«Вы думаете, сталкером быть легко и приятно? — спрашивает Ольга Зиппельмайер, — Вся его жизнь зациклена на другом человеке, на том, кого он преследует. Ему плохо, он страдает, он затянут в спираль негативных эмоций. Да еще и при этом знает, что совершает уголовное преступление».

Герой Куприна в итоге написал княгине прощальное письмо и покончил жизнь самоубийством.

Я видела, как мучается Дорис. Она, запутавшаяся в собственном бреду, страдала, металась, плакала, один раз даже нанесла себе увечья. А потом оставила отчаянную записку и пропала.

Ее нашли в другом городе, в номере отеля. К счастью, успели спасти. Приехавшей на место полиции она сказала, что это я ее преследую.

Материал опубликован с любезного согласия издания «ТУТиТАМ».


Читайте также:

▮. ▮.

Берлин


Поделиться
Отправить
Вотсапнуть
Класс
Поделиться
Отправить
Вотсапнуть
Класс