Уже довольно много лет назад я увидел в интернете фотографию, на которой были изображены тогдашние президенты Украины и Грузии, Ющенко и Саакашвили, оба — ярые оппоненты Кремля. Они что-то живо обсуждали, и под фотографией кто-то поместил остроумную (на самом деле нет) надпись: «Неужели они общаются на английском?»

Или вот. Есть у меня в Берлине одна знакомая. Родом из западноукраинского города, она вскоре после окончания школы, совпавшего с распадом СССР, уехала в Израиль, где прожила лет десять, а потом оказалась в Германии. В Москве она была за всю жизнь раза два (а в других российских городах так и вовсе ни разу). К России как государству она относится, мягко говоря, без малейшего восторга. И при этом говорит на прекрасном русском языке, да и с детьми, рожденными в Берлине, общается на нем же. (Муж у нее тоже русскоязычный, к слову.)

Были и другие случаи.

Долгие годы подобные ситуации не давали мне покоя, хотя я это держал исключительно в себе. Я думал: ну ведь правда, чего они. Никто не обязан любить ни Россию, ни русскую культуру, ни русских людей. Так будьте последовательны, откажитесь от языка «агрессоров». А то как-то странно получается.

И мне понадобилось прожить довольно много лет, переехать в Берлин, более-менее разобраться в структуре многонациональной страны с давними эмигрантскими традициями, приобрести здесь новых замечательных знакомых, чтобы понять глубочайшую ущербность своей тогдашней позиции — но ведь беда в том, что так думаю (к счастью, о себе я уже могу говорить в прошедшем времени — «думал») не только я.

---

---

Вы чьих будете?

Вопрос принадлежности и приоритетов в принадлежности — чрезвычайно интересный, но каждый его для себя решает сам. Кому-то важнее всего, что он(а), к примеру, программист, то есть на первом месте в самоидентификации — профессия, а прочее не так важно. Кто-то на первый план ставит происхождение: я из Петербурга, а остальное второстепенно. Для кого-то определяющее в жизни — язык, для других — семья.

Но принадлежность не равна обладанию. Мы обладаем только тем, что купили или что получили в подарок (философы могут здесь поспорить, но сейчас речь не об этом).

Можно ли обладать (в имущественном смысле) языком? Смешно. Мы — лишь его представители. И, что существенно, равноправные. Доктор философии с Невского проспекта и подросток, родившийся в Дуйсбурге у русскоязычных эмигрантов из, к примеру, Казахстана, ничем друг от друга не отличаются: каждый имеет право говорить на русском языке. Даже если доктор философии знает больше русских слов и идеально склоняет сложные числительные, это не дает ему оснований думать, что русский язык (а равно вся русская культура) принадлежит ему больше, чем подростку из Дуйсбурга, который говорит с ошибками и в России ни разу не был. Ассоциировать русский язык с государством российским (которое за последние сто лет меняло границы не пять и не десять раз) — путь наименьшего сопротивления. По нему идти можно, но вряд ли стоит.

Это не русский язык наш, это мы все его, и в этом мы действительно одинаковы. Приняв это, можно сделать важный шаг к избавлению от имперских иллюзий, которые до сих пор имеют определенную власть.

Относится ли это и к другим языкам, по крайней мере к немецкому, — вопрос без ответа. Надо спрашивать носителей. Согласны ли делиться немцы своим языком с нами — кто говорит на нем не с рождения и подчас далеко не идеально? Хотелось бы верить, что да. По крайней мере, это было бы логично — ведь немецкий значится государственным или официальным языком еще в пяти странах, помимо Германии.

Берлин?

А вот еще одна история. Недавно мой добрый друг опубликовал на фэйсбуке литературно-публицистический текст — свое восприятие Берлина. Текст получился ярким, цепляющим и очень спорным. Наряду с поддерживающими комментаторами немало было и тех, кто, не соглашаясь с основными посылами текста (что само по себе нормально), вдруг стали козырять своим стажем проживания в городе: я, дескать, живу в Берлине пятнадцать, двадцать, двадцать пять лет — и ничего такого не наблюдаю. Помимо того, что эти люди в принципе не распознали отличную провокацию и образцово повелись на нее, они почему-то считают, что у них больше прав судить о Берлине, чем у тех, кто живет здесь пять лет, год или три месяца.

Мне кажется, это так же забавно, как и предъявлять претензии на язык.

Сколько лет надо прожить в Берлине, чтобы иметь право высказываться о нем так, как хочешь (восторженно или пренебрежительно — неважно)? Может, о нем могут высказываться вообще только те, кто тут родились? А еще лучше — берлинцы в третьем колене, да еще и без «миграционного фона»?

Сколько лет надо иметь московскую регистрацию, чтобы считать себя вправе ругать (или хвалить!) столичного мэра и его администрацию?

Где должен родиться и жить человек, который хочет считать Пушкина, Мандельштама, Бродского, Пелевина «своими» авторами? Только в России? А в Беларуси можно? А в Литве?

Имеет ли право некто считать русский язык родным и даже любимым, относясь при этом к Российской Федерации с изрядной долей скепсиса или неприязни?

В таких формулировках вопросы выглядят абсурдно и, прямо скажем, тупо. Но когда мы сталкиваемся с ними в неявном виде, очень часто начинаются недопонимания, противоречия и столкновения. Что поделать: иллюзии, особенно имперские, так просто не исчезают. А это особенно бессмысленно, когда вдруг вспоминаешь, что империи — одной конкретной империи — уже давным-давно нет.

Читайте также:

• Sprechen Sie Russisch? Зачем изучают русский язык в Германии
• Не важно, где родился — важно, какой язык пригодился: в Германии нашли свою «национальную скрепу»

---