Лидер «Мегаполиса» Олег Нестеров: В Берлине нулевой уровень агрессии

«Ландыши, ландыши — светлого мая привет. Ландыши, ла-а-а-андышиии»... С легкой руки Олега Нестерова советский шлягер про белый букет превратился в немецкий — про город красных цветов Карл-Маркс-Штадт. Тогда же лидер группы «Мегаполис» перевел на немецкий «Песню о тревожной молодости», но исполнить не решился. Зато сейчас ее распевает Rammstein — правда, в оригинале. На днях Олег Нестеров отыграл в Берлине квартирник, а заодно рассказал нам об адаптации хитов, о различиях двух столиц и о созданной им в Москве «Капелле берлинских почтальонов».


Фото: Алексей Костромин / Википедия

— Олег, мы с вами сейчас в одном из берлинских кафе, и ясно, что Берлин для вас что-то значит. Что?

— Очень многое. Это город, в котором я мог бы и очень хотел бы пожить. Это второй родной город после Москвы, в котором я чувствую себя как дома. Он меняется так же, как со временем меняемся мы, но меня никогда не покидает ощущение, что именно здесь я должен сделать что-то очень важное.

— Ваша любовь к Германии стала достоянием широкой общественности после исполнения «Мегаполисом» популярной песни «Ландыши» на немецком. Это было на стыке 1980-х и 1990-х. Но «немцем» вы стали, кажется, гораздо раньше, чем в России услышали «Карл-Маркс-Штадт, город красных цветов»?

— Я закончил в Москве школу с углубленным изучением немецкого языка. Она была эдаким клубом «for members only». Там учились сначала дети тех, кто сам получил в этой школе аттестат раньше, потом — дети этих детей, потом — дети детей детей. А я попал в «клуб» случайно. В нашем доме, этажом ниже, жила учительница из этой школы. Она и «напела» моим родителям, что меня непременно нужно отвести туда. Учиться было тяжело, но потом я привык, втянулся. И оказалось, что эта школа определит вектор моего развития на долгие годы вперед.

— Вы сказали, что Берлин меняется. Какие изменения здесь вы замечаете в последнее время?

— Лично для меня Берлин становится все более дружественным, открытым, располагающим. Когда я отсюда уезжаю, я знаю, что есть такой город, в котором мне очень хорошо. А когда я опять сюда попадаю, понимаю все больше и больше, что мне не хочется из Берлина уезжать. А если говорить более конкретно, то я очень ценю свободный дух Берлина, пережившего непростые времена в XX веке, и людей, которые «делают» Берлин. Но особая статья, конечно — это здешний нулевой уровень агрессии.

Олег Нестеров в Берлине, 2017 г. Фото: Мария Павлова

— И все-таки вы — москвич, по крайней мере, пока. Можете сравнить Москву и Берлин?

— Я в Москве родился, этот город говорит на моем родном языке. И Москва, конечно, по арифметической сумме событий в моей жизни превосходит Берлин. И в ней есть совершенно неистовая энергия, сравнимая, возможно, только с той, которую я ощутил в Нью-Йорке. Но Москва — это город, который требует «вахтового метода» проживания. Оттуда надо периодически уезжать, чтобы поправлять мозги. Не думаю, что берлинцы живут с таким же ощущением здесь.

— Говоря о Берлине с лидером «Мегаполиса», нельзя не спросить про «Ландыши». Как появилась немецкая версия этой замечательной песни?

— В декабре 1989-го одна моя знакомая с западногерманского радио пошутила: «Хороших немецких песен в Германии не хватает, много американской музыки. Ты, говорит, перевел бы пару популярных русских вещей на немецкий». Я шутку воспринял как руководство к действию и перевел «Течет река Волга», «Трус не играет в хоккей», «Песню о тревожной молодости». Последнюю, кстати, двадцать лет спустя Rammstein спел в «Олимпийском». Сам-то я ее тогда на немецком исполнять не рискнул: очень зловеще звучала.

А «Ландыши» мне помогали переводить четыре или пять человек. И получился такой шутливый продукт коллективного разума, который на долгие годы «похоронил» «Мегаполис» вместе с теми ростками, которые всходили помимо «Ландышей».

— Повторю ваш термин «похоронили», хотя я с ним не вполне согласен. Но речь ведь идет о «похоронах» в России? А в Германии «Ландыши», то есть «Карл-Маркс-Штадт», имели для «Мегаполиса» какие-нибудь творческие последствия?

— В 1994-м мы приехали в Кельн, подписали контракт с немецкой звукозаписывающей компанией, выступали на радио и телевидении. И ожидали от этого вояжа чуть большего, чем то, что получилось в итоге. А в итоге — песня на немецком произвела фурор на родине, в России.

— Вы — музыкант, гитарист, поэт, продюсер, писатель, телеведущий, преподаватель. Так сказано в официальной справке на интернет-ресурсах. А сами себя кем считаете?

— У меня бывают разные периоды. Я могу, например, на год превратиться в писателя. Но сейчас у меня период музыкальный. И одновременно с этим появился телевизионный проект, посвященный советскому кино. Также я продолжаю преподавать.

Реклама в «Живом Берлине»: liveberlin.ad@gmail.com

— Но если говорить о вашем нынешнем музыкальном периоде, то с чем он связан? Неужели опять с Германией?

— Как вы догадались? Да, наш новый проект называется «Капелла берлинских почтальонов». В России пожарные когда-то объединялись в духовые оркестры и играли в парках и на похоронах. В Берлине в капеллы объединялись почтальоны, у них была более элегантная танцевальная музыка. Своего расцвета такие объединения достигли в конце тридцатых годов прошлого века. Когда в Берлине запретили свинг, как чуждое арийской культуре явление, большие оркестры могли свинговать только тайком. А маленькие, любительские — играли все, что угодно, и власть смотрела на это сквозь пальцы.

И вот такая история возникла у меня в голове: мы играем в старых довоенных почтальонских мундирах, как бы «перепридуманных» нами, по бережно восстановленным партитурам настоящие немецкие довоенные песни. На русском языке. Песни эти родились в те зловещие годы, которые сами немцы вычеркнули из их памяти. Но песни не виноваты, что родились тогда. И они о том, как оставаться свободным при любых обстоятельствах. Эта тема очень актуальна сегодня: как быть свободным, невзирая ни на что.

— Но это проект для России. А есть надежда на то, что «Капелла берлинских почтальонов» приедет в Берлин?

— Ну, если берлинцы захотят себя увидеть с этой стороны — почему бы нет? В любом случае, все это поется с улыбкой, с юмором, как это делают счастливые и свободные в душе люди.

— По поводу счастья. У одного из ваших проектов был девиз: «Счастливая музыка для счастливых людей». Если мы сегодня обернемся вокруг и задумаемся над тем, что происходит с нами и в нас, увидим ли мы по-настоящему счастливых людей и услышим ли по-настоящему счастливую музыку? И если услышим — то уместна ли она в этом безумном мире?

— Два великих русских композитора XX века, Шостакович и Шнитке, говорили, что если есть добро и зло, то и музыка должна быть про добро и зло. И ведь у Чайковского не было музыки про зло. А до этого не было музыки про зло у Моцарта. И у Баха музыка про гармонию, справедливость, счастье. Я давно понял, что я не борец со злом. Я — посланник добра. И все, что я делаю, все мои проекты — это все про добро.


Читайте также:

Сергей Гапонов

Берлин


Поделиться
Отправить
Вотсапнуть
Класс
Поделиться
Отправить
Вотсапнуть
Класс