«Шарабан мой – американка…», «Кирпичики», «Я милого узнаю по походке», «Чубчик», «Желтый ангел»… Жаль, что не воспроизвести здесь музыкальное исполнение. Два аккордеона, гитара и аккордеон, пение под гитару, вариации для аккордеона.

Я с удовольствием слушала все это в исполнении Илоны Феникс, Сергея Галасуй и Николая Куренкова.

— Сергей, давайте поговорим о ваших двух вечерах в «Creative Space&Craft Coffee» — 30 декабря, накануне Нового года, и 13 января – в Старый Новый год. Оба прошли «на ура». Расскажите про ваш маленький коллектив, про то, как составлена программа.

— Наш музыкальный проект — Илона, Николай и я — мы называем музыкальным кабаре «Желтый ангел». Мы и раньше выступали вместе, а помимо этого, у каждого бывают индивидуальные выступления, есть свой репертуар. Я — музыкант скорее по призванию, чем по образованию, только в детстве учился в музыкальной школе. Николай Куренков – профессиональный музыкант, он из Минска. Он — и композитор, и преподает, и аккомпанирует очень многим известным исполнителям, а еще пишет музыку и организует интересные мероприятия. Дуэтом с Николаем мы выступали в разных проектах, концертах, участвовали, например, в фестивале «Musikalisher Panke Parcours»,  с Илоной были совместные концерты в кафе, а также просто выступления для друзей и случайной публики, здесь в Берлине есть такие возможности.

Например, очень популярное и особенное место  «Anti-War Café Kunst-Bar». Илона, насколько я знаю, училась в музыкальной школе, занималась с серьезными преподавателями. Уважаю ее, как человека и музыканта. Сценический псевдоним  Феникс появился, поскольку после несчастного случая много сил и времени ей пришлось потратить, чтобы восстановить здоровье и вернуться к выступлениям.

— У нее очень приятная манера исполнения. Сначала кажется, что не очень сильный голос, а потом, когда она берет высокие ноты, чувствуется сила.

— У нее разнообразный репертуар, обаяние и большие певческие возможности. Я сам всегда с удовольствием ее слушаю.

— Да, на концерте Вы отложили гитару и аккордеон и слушали Илону. Я еще подумала: молодая девушка, а репертуар 20-30-х годов, скажем так, не очень современный. Мне, например, все это близко и нравится, но я предыдущее поколение… 

— Я не могу сказать, что это несовременный репертуар.  Во-первых, сейчас многие исполнители  возвращаются к этому. На самом деле, это такие вечные вещи, которые пережили многие эпохи – революцию, войны и всяческие политические пертурбации. Многого из того, что раньше казалось модным, современным, актуальным, уже нет, а эти песни, эта музыка все равно остались.

— В какую бы группу Вы их определили? Шансон, или шлягер, или ретро?

— Если говорить о терминах, все, что исполнялось в этом проекте, можно назвать ретро-музыкой. Это такой отдельный жанр, в котором многие сейчас работают и который вполне актуален. В английском языке для таких песен имеется название «evergreen» — вечнозеленые. Если говорить о моих предпочтениях , то у меня их много разных, и вот это направление — только одно из них. В концерте было три песни из репертуара Вертинского. Но это не буквальное повторение Вертинского, потому что это вообще неблагодарная задача – петь, скажем, голосом Вертинского, или петь голосом Утесова, или петь голосом Высоцкого…

— Согласна…

-…Эти песни поют, но почему-то всегда более удачно, когда их поют как-то по-другому. Даже из недавних исполнителей, сейчас, например, стали популярны песня Цоя, которые поет не Цой. Они очень даже актуальны и интересны многим. Они просто звучат как-то по-новому, и это интересно.

— А как все-таки возник интерес к музыке 20-30-х годов?

— В детстве, как многие, жил у бабушки в деревне и случилось, что нашел как-то на чердаке вполне работающий патефон с пластинками. Хотя, как и все сверстники, увлекался тогда эстрадой и рок-музыкой, осталось в памяти это ощущение механического чуда с ручкой, как у шарманки, и яркое впечатление от музыки и песен патефонной эпохи. Сейчас тот период, мне кажется, снова переживает интерес, потому что вышло много фильмов о тех временах. Возьмите немецкий сериал «Вавилон-Берлин», он прошел по всему миру, российские сериалы «Жизнь и приключения Мишки Япончика, «Сонька Золотая Ручка, «Ликвидация», «Петр Лещенко. Все, что было». Теперь люди гораздо больше знают об этом времени, исполняется очень много разнообразной музыки тех лет. Народу на этих наших концертах было много, и люди с удовольствием, по-моему, все это слушали.

— Вы и комментируете каждую песню, и это важно.

— Когда я начал смотреть историю этих песен, выяснилось что это целая огромная тема, очень много книг написано, много ресурсов в интернете этому посвящено, можно проследить истоки, развитие. И этот процесс продолжается. Кстати, только в последние годы начали выясняться настоящие авторы. Например, многие считают «Девушку из Нагасаки» просто дворовой песней, но на сам дело это не так, ее написала Вера Инбер, поэтесса очень известная, и композитор Поль Марсель. Он написал и «Песню о дружбе» («Когда простым и нежным взором…»). Многие песни не имели какой-то идеологической направленности, но были под неофициальным запретом, и даже когда их исполняли и издавали ноты, стояла фамилия не композитора, а аранжировщика. Например, Поль Марсель в те времена, когда эти песни выходили и когда их исполняли, был в лагере. Он руководил лагерным оркестром, и из соображений тогдашней жесткой цензуры его не популяризировали, как и многих неугодных. Вадим Козин тоже, например, прошел лагерь, закончил свою жизнь в Магадане, и его первые официальные пластинки начали выходить в 90-х годах, уже после перестройки. Многие не задумывались об авторстве этих песен, считали народными, дворовыми, думали, что это какие-то песни из пионерского детства. На самом деле, у них есть конкретные авторы, их неплохо бы знать, иметь такую информацию.

— Очень неплохо… Есть только такой момент. Важно очень уметь отделять… дешевый слезливый тюремный репертуар от талантливых вещей.

— А это сама жизнь отделяет. Здесь ничего нам самим делать не надо. Жизнь фильтрует и ставит на свои места. Тюремная песня — это другой, совершенно определенный жанр. Не обсуждается, плохой он или хороший. Он существует. Он действительно разный. Некоторые талантливые песни, написанные в 20—30-е годы, были загнаны в подполье, и может быть тюрьма была одним из тех мест, где они были как-то сохранены. Тем более, если учесть что в те времена в лагерях сидел цвет интеллигенции..

—  Интересно, что Вы играете на разных инструментах. На гитаре и маленькой гитаре, на аккордеоне и маленьком аккордеоне.

— Маленькая гитара называется гиталеле. У нее строй немножко другой, это гибрид гитары и укулеле, поэтому у «гиталеле» — короткая мензура, короткий гриф, она не такая инерционная, как гитара, на ней можно играть, как на банджо, мандолине или на балалайке, на ней хорошо отбивать быстрые ритмы, в этом ее преимущество. А маленький аккордеон удобен для игры стоя. В молодости играл в рок-группе на гитаре, потом в Риге, в Латвии в блюз-бэнде начал играть на губной гармошке. Потом увлекся аккордеоном. Играли для друзей, проводили музыкальные мероприятия… Здесь в Берлине продолжил. Первое время, как у всех приехавших-переехавших, были проблемы с коммуникацией, и чтобы не быть в какой-то изоляции, музыка помогала общаться. К счастью, здесь в Берлине очень много мест, где можно играть просто музыку, приходить не на концерт, а на какой-то джем-сейшн. По образованию и по профессии я художник-график, дизайнер, закончил художественную школу, университет, тогда он был институт, в Москве. Большую часть своей жизни прожил в Латвии, в Берлине живу пять лет — не так давно, но мне кажется, что очень давно. Здесь время быстро бежит. Работаю по своей специальности как фрилансер, участвую в конкурсах, проектах, а основная моя работа сейчас в музее.

— На странице в Фэйсбуке у Вас интересные, талантливые фотографии.

— А, да, фотографией я тоже занимаюсь профессионально и был период, когда это кормило меня и мою семью.

— Компьютерная графика — очень современная специальность, интересно, как она сочетается с ретро-музыкой?

— Скажем так. Вот эта моя профессия графика, художника – очень интровертивная, замыкаешься на себе и на компьютере… А музыка, я считаю, это вообще самый лучший язык общения.

— Вы здесь в Берлине нашли свою публику?

— Берлин прекрасен тем, что для любого творчества здесь может найтись публика, в том числе и для этого. Здесь проходят фестивали, на которых представлены всякие культуры: и латино- американская, и цыганская и арабская, и славянско-российская и другие.

— Русское искусство здесь занимает какое-то особенное место?

— Это такая же часть мировой культуры, как и любая другая. Многие песни русскими называются очень условно. Что касается того, что мы исполняли, есть, например, интересная история романса «Дорогой длинною», который все знают и кажется, что его испокон веков исполняют, что это что-то народное русское. На самом деле, этот романс был написан в 24-м году и до 50-60-х годов в России тоже был под неофициальным запретом, оба его автора как-то не очень хорошо закончили свою жизнь в сталинском социализме. В 30-х годах романс исполнял Вертинский за границей в эмиграции. Он стал популярен среди эмигрантов, в 55-м году начали выходить зарубежные фильмы с этим романсом на английском языке, а потом его исполнила певица Мэри Хопкин, и ее продюсером был Пол Маккартни. И когда эта песня заняла на английском и американском хит-парадах первые места, вдруг все вспомнили, что это «наше», и он появился в репертуаре советских исполнителей на русском языке. Или вот песня, которую я исполнял, «У самовара я и моя Маша» — ее написала Фанни Гордон-Квятковская в 1931 году для польского спектакля на польском языке, ее авторство тоже не признавалось, когда эту песню стал петь Леонид Утесов, на пластинке было указано имя аранжировщика. Авторы не указывались из соображений советской цензуры, а авторские права часто не соблюдались.

— Вы заговорили насчет цензуры. Вы, наверное, в курсе того, как сейчас в России люди живут. Я вот знаю, что Вы недавно в Брянске были. Как Вы считаете, цензура есть или нет? Вернее так, свобода — есть или нет?

— Я считаю, что свобода должна быть у человека в его голове.  А цензура есть везде. Можно в компании, это и в России, и в Германии, свободно шутить про какого-нибудь президента или политического деятеля, а вот если ты пошутишь про своего начальника — у тебя могут быть проблемы… Но сейчас в России уже нет железных стен и железного занавеса, по крайней мере, если ты «несогласный» — можешь валить на все четыре стороны… Но мое творчество далеко от этого. У меня нет никаких цензурных рамок и нет задачи расшатывать цензурные рамки. Тем более, что мы находимся здесь, на Западе.

— Существует такое понятие «эмигрантский Берлин». Вы себя относите к этому? Или нет?

— Я отношу, да. И это, на самом деле тоже тема очень большая. Я вот был на экскурсии Андрея Чернодарова «Набоковский Берлин». Берлин — знаковое место для русской эмиграции. Если вкратце сказать, на Прагер платц было несколько ресторанов и кафе, в которых выступал Вертинский и которые посещали все деятели русской эмиграции, среди которых было много и певцов и музыкантов. Много таких мест сохранилось в Шарлоттенбурге. На самом деле, мне сложно одним словом определить свою идентичность, чисто этнически по маме и по папе я – белорус, в паспорте у меня было написано, что я русский, большую часть своей жизни я прожил в Латвии, сейчас живу здесь. Какое то время жил на Балканах, меня интересует и эта культура. По внутреннему ощущению, скорее, гражданин мира. А как музыкальное направление мне интересна народная музыка – и русская, и белорусская, и латышская, и балканская. Есть у меня и свои авторские песни. И я собираюсь в этих направлениях работать дальше.

Большая благодарность владельцам этого арт-кафе. Даша и Игорь — люди, которые очень идут навстречу, они не боятся каких-то предложений и поддерживают. Я предлагал программу с музыкой 20-30-х годов и в других местах, но там как-то засомневались: а кому это надо, кто на это придет?  Оказалось, что надо, интерес есть.

Беседовала Елена Ай

Фото Илоны: А.Янсоне

 

---